— Здесь никого больше нет! — доложил офицеру слегка запыхавшийся командир группы, прочесавшей все закоулки гостиничного номера.
— Здесь было четверо, — с тихой яростью в голосе напомнил ему старший по чину. — Чет-ве-ро! А мы имеем одного покойника и одного пентюха из наших бывших...
Он нагнулся к удерживаемому в согбенном состоянии Уолли, так чтобы видеть его лицо.
— Тут были еще двое! Понимаешь?
Он потряс перед носом у пленника «козой», составленной из двух сухих, жилистых пальцев.
— Где они? Я повторяю: где?!
Вместо ответа Уолли затрясся от почти беззвучного, истерического смеха.
— Они... — наконец выговорил он. — Они не на продажу ключ сперли... Они его искали для себя! Понимаете вы, ослы этакие, — для себя!!! Так что ищите их отсюда — далеко! О-чень да-ле-ко!
— Что он порет? — спросил стоявший за спиной офицера — тоже, видно, не из простых боевиков. — Какой ключ?
Ответа он не успел услышать — в комнату повалил народ.
Несмотря на то что номер, отведенный под место временного обитания господина Посла, был помещением по всем понятиям просторным, в нем быстро становилось тесно.
Уже через минуту после того, как они вошли туда, Боев и Захаров поняли, что в образовавшейся толчее они — лишние. Обменявшись взглядами с довольно растерянным Филби, они оба без лишних разговоров выбрались в коридор. В небольшом зале у блока лифтов нашлось несколько кресел, сгрудившихся вокруг пары журнальных столиков под табличкой, допускающей курение в этом месте.
— Я ничего не понимаю... — глухим, неожиданно севшим голосом произнес Александр, опускаясь на обитое упругим пластиком сиденье.
— Я понял лишь одно, — пожал плечами Мирно. — Наши заботы, кажется, кончились.
— Похоже, что ты растерян, Сонни?
Голос Учителя был усталым и чуть хрипловатым со сна, но ни малейшего раздражения тем, что ученик потревожил его в столь поздний час, не звучало в нем. Наоборот, скрытое, но заметное все-таки нетерпеливое желание услышать поскорее что-то, что освободило бы его душу от какого-то давнего гнета, слышалось в нем.
— К вам пришли, Учитель, — растерянно доложил Сонни. — Он говорит, что это — не терпит отлагательств...
— Кто это — «он»?
— Повелевающий Демоном... — чуть испуганно уточнил мальчишка.
— И.
— Павел... — вздохнул Учитель. — Ладно. Не заставляй его ждать, Сонни...
— И вот еще...
На ладонях Сонни снова лежали две фигурки — стеклянная и каменная. Стеклянный Глинн-динн-Гланн — Неуловимый Бог Превращений казался хитровато-беспечной бестией, а угрюмый Тохо-и-Тау — Таинственный Бог Забытых Снов, как ему и полагалось, смотрел куда-то мимо, в одному ему ведомые пространства.
— Их свечи... — осторожно добавил ученик. — Они тоже погасли...
Учитель молча кивнул, жестом приказал впустить в келью позднего гостя.
Гость был широк в плечах, коренаст и бородат. Волосы его были так светлы, что притаившаяся в них седина была почти незаметна. Учитель кивнул ему на каменную скамейку у стола и сам присел напротив.
Ученик взглядом попросил разрешения уйти. Но Учитель покачал головой.
— Присядь здесь в углу, Сонни. Тебе пора привыкать слушать наши взрослые разговоры.
Он повернулся к гостю. Тот хмуро смотрел на него.
— Ты, наверное, уже понял, — произнес гость, — с чем я пришел?
— Костры? — осведомился Учитель. — Неназываемые дают Знак?
— Костры, — подтвердил гость. — Пять костров. Пять столбов дыма там — за Перевалами. Как и условлено.
— Все сходится, — кивнул Учитель и бросил взгляд на пять причудливых фигурок, выстроившихся на его столе. Боги Пестрой Веры хранили молчание.
— Новые Пятеро пришли, — вздохнул гость. — Но мы, собственно, уже обо всем договорились между собой... Я дам знать Цинь и Тому.
— А за мной — Марика, — кивнул в ответ хозяин. — Ты остаешься у меня на ночь? Вот — почитай на сон грядущий. Тебя, наверное, интересует, что я нарыл здесь с тех пор, как мы говорили в последний раз?
— Интересует, — согласился гость, принимая из рук хозяина стопку листков, исписанных убористым почерком. Учитель поймал удивленный взгляд Сонни.
— Ты что-то хотел спросить? — повернулся он к нему.
— Вы говорили про неназываемых... — озадаченно произнес мальчик. — Разве их много? Я думал...
— Никто не знает — сколько их, — улыбнулся Учитель. — Но только один из них — наш враг.
Все было почти точно так же, как и при обычном подпространственном броске на борту транспортного лайнера «Космотрека». Провал в небытие, а потом затихающий гул где-то в подсознании, не в ушах... Металлический привкус во рту и острая, непередаваемая тоска о чем-то ускользающем из заветного, давно позабытого уголка души. О чем-то страшно важном, но неумолимо исчезающем, тающем...
Рус, не открывая глаз, нащупал в нарукавном кармане упаковку психоэлеватора и сунул в рот пару сладковатых таблеток. Потом открыл глаза и сверился с показаниями приборов. После чего принялся торопливо расстегивать ремни, удерживавшие его в пилотском кресле. Надо было покидать приемный модуль как можно скорее. В первые минут сорок после броска это устройство могло выкинуть неожиданные фокусы. Например, превратиться в источник жесткого излучения.
Сервомоторы завели свою жалостливую песню, но сдюжили с тяжеленной крышкой выходного люка. Воздух Мира Молний сперва слегка одурманил Руса. Холодный ночной воздух, настоянный за предыдущий день на непривычных ароматах чужого края. Воздух был разреженный и в то же время пыльный. Спрыгнув на каменистый грунт и оглядевшись, Рус понял, что так и должно быть. Место, куда был заброшен приемный модуль, оказалось высокогорным плато, а сам подпространственный бросок порядком тряхнул и сам модуль, и окружающую местность — над плато медленно оседали облака подброшенной в небо пыли.